— Ну, как? — подмигнул он ей.
— На "шмайссер" похоже…
— Положим, не на "шмайссер", а на МП-38 или МП-40, да и не так уж похоже, — хмыкнул кладовщик. — Но направление мыслей верное. Это пистолет-пулемет "Кедр" под отечественный пистолетный патрон калибра девять миллиметров. Как автомат, честно говоря, почти ни о чем оружие. Но вот если одиночными, да на пистолетной дистанции — страшная штука. Я из него в круг размером с чайное блюдце весь магазин на тридцать патронов уложить могу. В комплекте два магазина, на двадцать и на тридцать патронов, ремень, всякое-разное для чистки-смазки и подсумок для переноски. Времена нынче, конечно, не те, чтобы оружие по сумкам прятать, но и она сгодится — запасной магазин и патроны будет в чем носить, на пояс повесишь. Тут, видишь, как раз и тренчики имеются. Вот только ремешок у тебя того… Аховый.
— Какой дали, — вздохнула она.
— Ладно, с этой бедой поможем, есть у меня тут нормальный солдатский ремешок. Старого образца, кожаный, не то что эти новые… Шкура трехгодовалого дерматина, блин, — хихикнул Грушин и выдвинул из-под своего топчана выцветший деревянный ящик, на котором белой краской по трафарету было выведено "Матбаза". Из ящика он вытянул широкий ремень из коричневой кожи с потускневшей латунной пряжкой, на которой была выдавлена пятиконечная звезда с серпом и молотом. Похоже, на самом деле, старый.
— Сейчас мы его по твоему размеру подгоним, — пробормотал он, затягивая ремень ей по талии и застегивая пряжку. — А сам "Кедр" — вот так…
Закончив с ремнем поясным, кладовщик ловкими движениями укоротил ремень пистолет-пулемета и пристегнул карабины на обоих его концах к одному большому черному кольцу возле рукояти. Получилась, скорее, петля. И эту петлю он небрежным движением накинул ей на шею. "Кедр", будто диковинный большой кулон, повис у Женьки на груди. Хотя, какое там — на груди, кончик ствола чуть ниже пряжки тонкого брезентового поясного ремня болтается. Так что, скорее, на животе.
— Таким макаром его и носи, — удовлетворенно кивнул кладовщик. — Вот так вбок немного сдвинь. Отлично! Видишь, и висит — не мешается, и выхватить — дело пары секунд. Только под бушлат спрячь от лишних глаз. Все-таки не положено вам такие выдавать. Но, если увидит кто — скажи, старший прапорщик Грушин выдал. Отстанут сразу — гарантирую. Да, кстати, а ты вообще с оружием как — в ладах?
Женька только смущенно улыбнулась и развела руками.
— Нормально, — хмыкнул старший прапорщик. — "Мащина купиль, права купиль, вадить — не купиль". Нет, красавица, так дело не пойдет. Учиться будем. Значит, начнем с азов. Смотри, слушай и запоминай: это — ствольная коробка с прицельным приспособлением и пистолетной рукоятью, это — приклад, это — ствол. Вот это — магазины…
Часа, примерно, через два, Женька уже не только смогла бойко оттараторить названия всех частей и механизмов "Кедра", но и сама снарядила оба магазина толстыми зелеными, с ярко-золотистыми головками пуль, "бочонками" патронов. И даже вполне сносно произвела неполную разборку (сама) и сборку (исключительно с помощью дяди Коли, сама бы не справилась точно: правильно говорят: ломать — не строить).
— Ох, мать моя женщина! — хлопнул себя по лбу ладонью Грушин. — Ты ж с этими железяками обед пропустила!
— Да и ладно, — отмахнулась было Женька, — подумаешь. Я есть не сильно хочу, до ужина протяну.
— Что значит "ладно"? — не согласился Николай Николаевич. — Так дело не пойдет! Война — войной, а обед — по распорядку.
Выдав эту древнюю, как сама армия, мудрость, кладовщик с заговорщицким видом выудил из нижнего ящика стола упаковку галет, банку тушенки и какой-то странный, большой и плоский, полностью металлический консервный нож защитно-зеленого цвета. Следом на свет божий явились вилка, упаковка из четырех необычно больших таблеток и какая-то странная жестяная пластина, чем-то похожая на бумажные снежинки, которые Женька, еще будучи ребенком, вырезала под Новый год из бумаги и клеила на окна. А дальше пошло форменное шаманство: Грушин ловкими движениями согнул лепестки жестяной "снежинки" и та превратилась в небольшую подставочку. Затем он достал из упаковки белую таблетку. Женька заметила, что один ее край был изумрудно-зеленого цвета, словно кто-то ее самым кончиком в зеленку макнул. Этим самым краешком дядя Коля чиркнул по лежащему на столе спичечному коробку, и таблетка вспыхнула и загорелась ровным, чуть коптящим пламенем.
— Сухой спирт, — ответил на невысказанный Женькин вопрос Грушин. — Хорошая штука. Почти ничего не весит, горит жарко. Консервы погреть или чаю вскипятить "в поле" — самое оно.
По каморке поплыл слабый, не то чтобы неприятный, но какой-то непривычный запах. Горящую таблетку кладовщик положил на подставочку, а сверху водрузил махом вскрытую консервную банку. Спустя пару минут в ней зашкворчал жир, и аромат нагревшегося мяса начисто перебил слабый химический запах горящей таблетки. И пахло так вкусно, что Женька, только что на полном серьезе утверждавшая, что совсем не голодна, непроизвольно сглотнула набежавшую слюну. Старый и бывалый старший прапорщик, увидев это, лишь по-доброму усмехнулся и, придвинув к Женьке вилку и открытую пачку галет, ухватил плюющуюся жиром банку за край отогнутой в сторону крышки и поставил перед ней. Женька никогда раньше не ела горячую тушенку прямо из банки, вприкуску с пресными, хрустящими армейскими галетами, и даже не представляла себе, что это может быть настолько вкусно. Или это она просто проголодалась? Или и то, и другое вместе? В общем, целую банку тушенки она слопала влет, даже и не заметила, как вилка уже по дну зашкрябала. А ведь банка вовсе не была маленькой — граммов на триста пятьдесят не меньше, да плюс галеты. Нет, понятно, что какому-нибудь бугаю, вроде несшего ее на себя "камуфлированного" такая трапеза — так, слегка червячка заморить. Но так из того лба можно двух Женек вылепить, да еще и останется.