Это! Моя! Земля! Часть 1 - Страница 80

Мужичок спорить и скандалить не стал, хотя, судя по выражению лица, очень хотел. Да вот только хмурые лица вооруженных армейцев вокруг как-то к дискуссиям на повышенных тонах совсем не располагают. Он только зло плюнул себе под ноги и, зажав в ладони, на пальцах которой отчетливо видны серые тюремные наколки-перстни, засаленный паспорт, стал пробиваться через очередь назад к дороге.

Я подошел чуть ближе и пригляделся к объявлению на столешнице. "Лицам, имеющим судимости и состоящим на учете в психоневрологических диспансерах оружие не выдается". О, как! Они что, и это выяснить могут? Чуть обойдя очередь сбоку, смотрю на монитор. А, вот оно что — какая-то база данных. Чем-то на знакомый мне по Чечне "Форпост" похожа, но слегка внешним видом интерфейса отличается. И содержащейся информацией, судя по всему, тоже. Судимости и по "Форпосту" выяснить можно было, а вот учет в ПНД — точно нет. Нет, как ни крути, толково все организовано, по уму. Непонятно только, почему у нас так работать могут только когда жареный петух в "булку" клюнет? Приперло всерьез, по-настоящему — все организовали моментом, а когда все спокойно было — за любой самой бестолковой и никому толком не нужной бумажкой по несколько часов в очередях к разным окошкам стоять приходилось.

— А выдаете что? — интересуюсь я у Желандинова.

— Со складов мобрезерва старье всякое, — честно признается тот. — Винтовки и карабины Мосина, карабины Симонова… Завтра еще и ППШ подвезти обещали. Их планируем офицерам-отставникам раздавать, и тем, кто срочную службу в нормальных подразделениях служил. "Шпакам" штатским автомат, один черт, без надобности. Пользоваться все равно не умеют.

— А "калаши"?

— Про раздачу "калашей" и разговора не было. Они все в резерве.

— Как так? Ведь их же на складах — да бениной матери!

— Этого, — майор махнул рукой в сторону грузовика, из кузова которого прямо сейчас передавали очередной ящик с карабинами, — тоже девать некуда. Зато из них даже с самого большого перепугу и от самого сильного неумения очередями во все стороны палить не получится.

Тут, майор, похоже, прав. Хоть и штабной, но в корень зрит. Помимо решительности и желания защищаться всем этим людям еще б и умения. Не все ведь в спецназе служили, есть такие, что автомат только на Присяге держали, да потом, в лучшем случае, по три патрона куда-то в сторону мишеней пальнули. При Союзе таких поменьше было, все-таки и НВП в школе преподавали, и к боевой подготовке в войсках относились серьезнее. А вот после девяносто первого все совсем тускло стало. А сколько среди тех, кто сейчас в очереди стоит, тех, кто вообще в армии не служил и оружия в руках никогда не держал? Да, пожалуй, автоматическое оружие всем подряд раздавать — не самое мудрое решение. Подозреваю, что когда ситуация хоть чуть-чуть устаканится, придется еще и какие-нибудь подготовительные курсы устраивать. Палить в белый свет, как в копейку — дело нехитрое, а вот чтоб результат был — уже сложнее.

— Слушай, — придерживает меня за локоть Желандинов. — Вы ведь из Москвы сейчас? Что там? А то я как в первый день вечером по приказу на ЗКП в район РСО убыл, так и все, одни слухи, да беженцев лепет перепуганный.

Прежде чем ответить, на всякий случай уточняю.

— Семью вывезти успел?

Майор кивнул в ответ.

— Весь комплекс ДОСов еще позавчера вывезли, централизованно.

— Повезло тебе, ты, думаю, даже сам пока не понимаешь, насколько. В Москве — полная жо… Кхм. Нету больше Москвы, короче. Съели. Кое-где еще выживших вывозят, кто-то еще сам спасается, как может, но города уже нет. Это все агония. Все, кто не выберутся оттуда сегодня-завтра — обречены. Этих тварей там уже миллионы.

Вспомнив толпы мертвецов на улицах, их обвисшие серо-зеленые лица, наполненные нечеловеческой, потусторонней злобой глаза, мерзкий, тошнотворный запах разложения, смешивающийся с резкой, химической вонью, я зябко передернул плечами. Всю жизнь никаких проблем с психикой не было, а тут, того и гляди, невротиком станешь, с нервным тиком, как у той саблезубой белки из мульта. Майору мой рассказ оптимизма явно не добавил. Он как-то скомкано попрощался и, сославшись на неотложные и срочные дела, куда-то исчез. Да и нам, пожалуй, пора. Ноги размяли, на интересное поглядели, нужно дальше ехать.

На подъезде к Пушкино, когда стоящих вплотную к шоссе домов стало заметно меньше, я разрешил открыть верхние люки и сам выбрался на броню и, сев на край командирского люка и свесив вниз левую ногу, уж больно жаркое, совсем не мартовское, висело над головами солнце, обозревал окрестности. Картинка вокруг по-прежнему безрадостная: вроде и небо над головой голубое, чистое, с маленькими белыми облачками, и солнце жарит, будто не конец марта, а середина мая на дворе… А по сторонам смотреть неприятно. Испуганные лица за стеклами идущих параллельно нам по шоссе машин, мертвецы на обочинах. Закопченные стены выгоревшего магазина "Дом оружия" перед эстакадой на Ногинск, несколько еще слегка дымящихся автомобильных остовов и обугленные тела на площадке перед ним, мерзостная вонь горелого мяса. Нормально! Это кто ж тут так лихо резвился? Подозреваю, что вряд ли кто-то мне сможет ответить.

Не доезжая Софринского поста ГИБДД, километра за два, примерно, меня легонько тронул за плечо высунувшийся из-под брони по пояс Буров и ткнул вперед пальцем.

— Борян, гляди-ка — у некоторых даже после смерти привычки не меняются.

Я, прищурившись, поглядел в ту сторону, в которую он указывал Там, на правой полосе и обочине — довольно внушительная и, явно, свежеобразовавшаяся автомобильная свалка: грузовик "Вольво" без прицепа сгреб сразу несколько легковушек и сам прилег набок, а уже в него вписался автобус. Рядом — все еще мигающая проблесковыми маяками "Приора" ДПС. И все это столпотворение, пугливо прибавляя скорость и прижимаясь как можно ближе к металлическому отбойнику, объезжают едущие со стороны Москвы машины.